Моя любовь к Джо Оливеру не иссякала, он был всегда готов помочь мне, когда мне нужен был совет человека, знающего жизнь и способного указать выход из трудного положения.
Так случилось, когда я встретил девушку по имени Айрин, которая только что приехала из Мемфиса (Теннесси) и не знала в Нью-Орлеане ни единой души. Она связалась с одним игроком по имени Чики Блэк, жившим по соседству со мной, и захаживала в хонк-тонк, где я играл с комбо из трех человек. Я играл на корнете, Бугус— на фортепьяно и Сонни Гарби — на ударных. Часа в четыре или в пять, когда близилось утро, все девочки заходили к нам в бар. Они просили нас играть им что-нибудь из прекрасных старых блюзов и покупали нам вино, сигареты и все, что мы хотели.
Я заметил, что у всех дела идут хорошо, кроме Айрин. Однажды утром во время перерыва я разговорился с ней, и она мне рассказала свою историю. Чики Блэк забирал у нее каждый заработанный ею цент, и она два дня уже ничего не ела. Она была такая несчастная и заброшенная — какой-то жалкий пучок салатных листьев, — что сердце у меня не выдержало. Я зарабатывал за ночь доллар и двадцать пять центов. Это были большие деньги в те дни, конечно, если их удавалось получить: иногда нам платили, а иногда и нет. Во всяком случае, я отдавал Айрин большую часть денег, пока она не встала на ноги.
Это продолжалось до тех пор, пока пути Чики Блэка и ее не разошлись в разные стороны. Айрин оставалось только одно — укрыться под моим крылом. У меня не было никакого опыта с женщинами, и она научила меня всему, что я теперь знаю.
Мы были сильно влюблены друг в друга. Моя мать ни о чем сначала не знала. Когда ей стало все известно, она отнеслась к этому вполне спокойно. Она чувствовала, что я достаточно взрослый, чтобы иметь свою собственную жизнь и самому решать свои дела. Айрин и я жили вместе как муж и жена. Затем в один прекрасный день она серьезно заболела. Так как здоровье ее было сильно подорвано рассеянной жизнью, которую она раньше вела, ее организм не мог как следует сопротивляться болезни. Бедная девочка! Ей был всего двадцать один год, а мне исполнилось семнадцать. Я просто не знал, что мне делать.
Хуже всего было то, что она начала страдать от болей в желудке. Каждую ночь она так ужасно стонала, что я чуть не сошел с ума. Я был в полном отчаянии, когда встретил моего духовного отца и наставника Джо Оливера. Я столкнулся с ним по пути на рынок Пойдрас, где собирался купить несколько рыбных голов, чтобы сварить бульон для Айрин, — готовить меня научила Мэйэнн. Папа Джо направлялся играть на похоронах.
— Хэлло, мальчик, что поделываешь? — спросил он меня.
— Ничего, — сказал я печально.
Затем я рассказал ему о болезни Айрин и как сильно я ее люблю.
— Тебе нужны деньги на доктора. Так? — немедлено заявил он. — Иди и займи мое место у Пита Лала на две ночи.
Он зарабатывал там кучу денег — полтора доллара за ночь. В две ночи я мог бы заработать достаточно, чтобы пригласить очень хорошего доктора и вылечить желудок Айрин. Я был счастлив, что смогу заработать деньги, в которых так мы нуждались, и был также рад иметь случай снова подуть в мой корнет. Я уже давно не имел такой возможности.
— Папа Джо, — сказал я, — я ценю вашу доброту, но не думаю, что способен заменить вас.
Джо на минуту задумался, затем сказал:
— Ступай и играй вместо меня. Если Пит Лала будет ворчать, скажи, что это я тебя послал.
Я очень нуждался в деньгах, но был до смерти напуган этим приглашением. Джо был такой популярной фигурой в наших краях, что Пит Лала вряд ли согласился бы принять вместо него кого-то другого. Я прямо-таки слышал, как он говорит мне эти самые слова.
Придя туда на следующий вечер, я не успел еще вынуть трубу, как заметил краем глаза, что Пит направляется прямо ко мне. Я взобрался на эстраду и занял свое место.
— Где Джо? — спросил Пит.
— Он послал меня отработать за него, — ответил я с беспокойством.
К моему удивлению, Пит Лала разрешил мне играть в эту ночь. Но каждые пять минут он с кряхтением залезал на эстраду, задвинутую в самый дальний угол кабаре.
— Эй, парень, — хрипел он, — всунь в трубу эту сардину!
Я никак не мог понять, о чем это он говорит, и только к концу вечера сообразил, что он имел в виду сурдину.
Когда мы отыграли, он сказал мне, что я могу уходить и больше не возвращаться.
Я рассказал папе Джо о том, что произошло, и он сам заплатил мне за обе ночи. Он знал, как нам нужны деньги, и, кроме того, он всегда поступал так со всеми, кого по-настоящему любил.
Джо ушел от Пита Лала, когда был издан закон закрывать Сторивилл по субботам — самым выгодным дням. Бродя по городу в поисках новой работы, он однажды заглянул к нам. Айрин и я угостили его хорошим обедом. Айрин быстро выздоравливала, и мы снова были счастливы.