("Овод" Март/Апрель 2000 год.)


Диззи Гилеспи однажды сказал про Армстронга "Если бы не было его, не было бы никого из нас. Я хотел бы поблагодарить мистера Луи Армстронга за мое жизнелюбие". И Майлз Дэвис соглашался: "Луис прошел через все стили. Вы знаете, невозможно сыграть на трубе то, что Луис уже не сыграл".

В октябре 1999 года, за месяц до своей смерти, Лестер Боуи - один из самых изобретательных современных джазовых трубачей - представил в Чикаго музыкальное произведение для 18 музыкантов. Он посвятил его Луи Армстронгу.

А на рубеже тысячелетия, когда выбирались "мужчина или женщина века", Ахмет Эртеган - легендарный руководитель "Атлантик Рекордз" - не задумываясь назвал Луи Армстронга.

Множество слушателей во всем мире подтвердили эту кандидатуру. Так поступили бы почти все джазовые музыканты - признанные и начинающие - во всех странах. Неоспоримый факт джазовой истории в том, что Луис был первым, невероятно оригинальным джазовым солистом с фантазией, дерзостью, виртуозностью, обдуманной самоуверенностью и несокрушимостью духа не имеющими временным рамок.

Конечно, были солисты в его родном Новом Орлеане и в других центрах раннего джаза, но так же как и были драматурги до Уильяма Шекспира. Луис это самый плодотворный солист из тех, которые записывались в последние годы.

В 1922 году, когда Луис приехал в Чикаго - приглашенный своим наставником Кингом Оливером - кларнетист Бастер Бэйли вспоминает: "Луис поразил Чикаго. Все музыканты приходили послушать его идеи и энергичные выступления". И когда он приехал в Нью-Йорк два года спустя, чтобы примкнуть к престижному биг бэнду Флетчера Хэндерсона, в качестве еще одно трубача, Рэкс Стюарт описал его влияние на окружающих: "Я старался ходить как он, говорить как он. Я носил обувь и костюм такой же как носил "Великий Он".

В это время Луису исполнилось 23 года. Он начал записываться в 1923 году и закончил незадолго до своей смерти в 1971 году. Эти записи были в стиле джаз не только потому, что он придерживался стандартов импровизации, но потому, что были чувства и глубина эмоций в его сочинениях.

Тромбонист Трамми Янг, который был вместе с ним на протяжении многих лет, очень часто играя те же самые песни, говорил, что временами он плакал, слушая соло Луиса.

Кларнетист Эдмонд Холл говорил мне: "Иногда, даже если я часто слышал какую либо композицию, Луис начинал играть так, что я покрывался гусиной кожей".

Я однажды спросил Билли Холидей, кто повлиял на ее творчество наибольшим образом? Это был Луис. "Он не когда не говорил слов", вспоминала она, "но что то волновало меня. Этими звуками он пробуждал любовь во мне. Так, что хотелось петь".

Я не знал других знаменитых музыкантов, которые так беззаветно относились к своим инструментам, и никто не делал свою трубу центром жизни так ревностно, как делал это Луис. Он говорил Гилберту Миллштейну из Нью Йорк Таймс "Когда я поднимаю эту трубу, все уходит на второй план. Я перестаю чувствовать мир вокруг. И нет различия между этой, на которой я играю сейчас, и той, на которой я когда то играл в Новом Орлеане. Это мой образ жизни и вся моя жизнь. Я люблю их. Поэтому стараюсь содержать их в порядке.

Днем вы обязаны думать, что будете играть этим вечером. Я не хочу миллион долларов. И не хочу медалей. Я живу этой трубой. Поэтому я женился четыре раза. Девушки не живут со мной как я с трубой. А если бы жили, то они бы понимали: "Зачем мне огорчать его, и драться, и бить его по щекам, ведь это причинит ему боль".

У Луиса было необычайно доброе сердце, на сцене и за ней. Он не причинял зла кому либо. Так как он был беден в детстве, он работал в Новом Орлеане за пропитание на семью евреев. За такую поддержку в жизни, он испытывал добрые чувства к евреям 1. "Я научился многому от них," говорил он, "как жить по настоящему и стремиться к этому".

Он делился своей безграничной доброжелательностью с людьми всех классов и сословий. Но несмотря на свое постоянное дружелюбие на публике, Луис никогда не забывал, что он и другие чернокожие имели опыт как объект злобной нетерпимости.

Однажды вечером за кулисами Симфонического Зала в Бостоне, после долгого изнуряющего концерта я попросил Луиса дать мне интервью. И по своему обыкновению он посвятил мне все свое внимание. Он рассказывал о расовых проблемах в Америке на протяжении долгого времени. Что он сам сделал в отношении этого, и что еще собирается сделать. Он ни разу не улыбнулся. Он знал, что это такое. В связи с этим он записал "Black and Blue".

Фотограф Херб Снитцер рассказывал как он путешествовал с Луисом в 1960 году. Уже прошло много времени после того как он стал всемирно известным. "Мы выехали в светлый, теплый субботний полдень в северном направлении. Все были в хорошем настроении. Автобус не был оборудован туалетом. Где то рядом с Коннектикутом (не далеко на Юге) мы остановились по просьбе Луиса сходить в туалет. Я был поражен, когда владелец ресторана, исключительно на расовой почве, отказал ему воспользоваться туалетом. Я никогда не забуду выражение лица Луиса. Он был любимцем миллионов людей, одним из наиболее узнаваемых артистов Америки, и тем не менее он был выгнан из общественного туалета в самой унизительной форме.

Эти периоды жизни Луиса весьма подробно отражены во множестве публикаций посвященных приближению столетнего юбилея артиста. А его публичный гнев по поводу угнетения черных, которые не были всемирно известны, потонул во время движения за гражданские права, когда некоторые представители черной молодежи называли его Дядя Том и "голова с носовым платком".

В 1957 году внимание нации привлек отказ губернатора Арканзаса Орвиля Фобаса подчинится решению Верховного Суда США, принятому тремя годами ранее, в котором говорится, что все общественные школы, сегрегированные по расовому признаку, признаются неконституционными.

Фобас приказал арканзасской национальной гвардии не допускать девятерых черных студентов в среднюю школу в Литтл Роке. Президент Дуайт Эйзенхауэр не решился предпринять какие либо действия.

Луи Армстронг сказал для прессы: "Путь, которым они очищают людей на Юге, приведет правительство в ад!"

А про национального любимчика Айка Эйзенхауэра, Луис сказал публично: "У президента кишка тонка".

В 1965 году, как писал джазовый обозреватель Ральф Глисон, когда марш протеста под руководством Мартина Лютера Кинга в Селме (Алабама) был жестоко разогнан полицией, Луис, в тот день игравший в Копенгагене, после просмотра телерепортажа этого кровопролития сказал: "Они бы избили и Иисуса, если бы он был черный и принял участие в марше".

Несмотря на огорчение проявлениями расизма, Луис не терял оптимизма. Смыслом его жизни, несмотря ни на что, была его труба - а его труба позволяла ему выступать с блеском - всем нам на радость.

Луис не только выступал как трубач. Как писал джазовый критик Гари Гиддинс, он был так же "самым способным джазовым композитором из всех известных". Но не только он писал песни. Луис так же написал автобиографию и постоянно посылал письма друзьям и людям, которые ему писали.

Драгоценная коллекция прозы Армстронга, в которой затрагивалась тема его музыки, была опубликована Оксфордским университетом "Луи Армстронг. С его собственных слов: избранные записи в редакции Томаса Бразерса".

Из письма джазовому критику Леонарду Фэзеру: "Я люблю вспоминать один из самых вдохновляющих моментов, когда я играл перед аудиторией в Майями. Я ходил по сцене и видел то, что не видел до этого никогда. Я видел тысячи людей, цветных и белых, в зале. Не отдельно белых и негров по разные стороны. А вместе - по настоящему. Я думал, что мне это чудится. Когда вы видите подобное, вы знаете, что движетесь вперед".

В другом письме Луис вспоминает свой первый вечер с оркестром Джо Оливера Кинга в Чикаго: "Я часто говорил себе: невероятно, что я играю со всеми этими мастерами. Играть с такими великими людьми было как воплощение детской мечты, как поездка на картинге, как посещение Диснейленда. Я достиг очередного рубежа в Музыке.

Например такой барабанщик как Бэби Доддс. Я боялся играть с ним. Особенно, когда он бил в свой бас-барабан. О! Это была большая цена приема в оркестр. Когда он начинал бить в барабаны позади меня, он мог затмить мою трубу во время исполнения хорусов".

Луис, кроме того, что был трубачом, выражал себя ещё и на пишущей машинке, которую всегда носил с собой. Так же он был и наиболее значимым певцом в истории джаза. На самом деле, его игра на трубе и его пение были неразделимы. Одно плавно перетекало в другое.

Тромбонист Уайклифф Гордон, которого часто можно было услышать с группой Уайнтона Маршалиса, сказал, что его жизнь изменилась, когда ему было 12 лет. Он услышал запись раннего Луи Армстронга "Keyhole Blues". Его двоюродная бабушка оставила ему после смерти исторические джазовые сборники. Гордон говорил: "Это были ярко выраженные инструментальные вокалы, на фоне которых блекли маленькие механические клише, которые использовали фанк- и рок-музыканты".

Луис вспоминает одну из историй, которая произвела на слушателя больший эффект, чем слова любого критика: "Однажды утром я играл на трубе. Вдруг в дверь постучали. На пороге стоял седовласый флейтист из оркестра Филадельфии.

"Проходя мимо он услышал, как кто-то играет на трубе Кавалерию Рустикана в такой фразировке, которую он никогда не слышал. Для него она звучала так, как будто я играл в сопровождении оркестра".

За несколько месяцев до смерти Луиса, мы вместе с молодым флейтистом слушали его игру в огромном зале. Хотя мы и сидели в конце зала, звук был настолько чистым и ярким, как весеннее утро. Луис играл в своей манере, один из своих хитов "Mack the Knife", и затем безо всякого перерыва перешел к теме песни "When It's Sleepy Time Down South".

Он придерживался мелодии, но едва различимо, он добавлял к песне новые тона и текстуры. Он смешивал - уникальным, только ему присущим способом - остроту и восторг.

В глазах музыканта, который стоял рядом со мной, блестели слезы: "Парни! Как классно старик играет!"


1 Антисемитизм автора? Он (Луис) был так добр, что даже к евреям испытывал добрые чувства? Несмотря на то, что они его эксплуатировали? (прим. перев.)


08.06.2007 Перевод © "О Луи Армстронге по-русски"

TPL_BACKTOTOP